ИСТОРИЯ об ОВЛАДЕНИИ НАВЬИМ ТЕЛОМ
Алька
Алька в высоких резиновых сапогах меряет глубину лужи на деревенской дороге. Мутная вода сначала покрывает щиколотки, затем внезапно поднимается почти до ободка и норовит залиться внутрь. Алька топчется на месте, не прерывая эксперимент. Ближе к краю лужа начинает мелеть, и у девочки пропадает к ней интерес. Она забирается на скамейку у забора и смотрит во двор. Во дворе старик рубит дрова.
— Ты и вправду умеешь летать? — Алька присела на корточки, оперлась спиной на поленницу и посмотрела вверх на Пахомыча.
Пахомыч, небольшого роста старик с заросшей седой головой и кустистыми бровями, аккуратно сложил рубленные дрова и присел рядом с девочкой.
— Дык, а чё тут такого. У нас в семье все умели. Зато и биты были, — он отряхнул руки, достал папиросу и закурил. Папироса пыхнула крепким табачным дымом. Пахомыч задрал голову и посмотрел на небо.
Алька вслед за стариком подняла глаза к блёклому низкому северному небу. Вечернее небо без ярких синих лоскутов тянется от Ладоги до самого Белого моря. Облака цепляются за макушки елей и зависают туманом в низинах.
— А меня научишь?
— Дык, чего не научить, — старик качает седой головой, — ты небось и сама умеешь. Тебе надо только острастку поприжать. Острастка — она людям ой как мешает. Тянет к земле, — он задумчиво затягивается и прячет папироску в кулак, так что виден лишь горячий красный огонёк на конце.
— А что такое острастка? — девочка внимательно смотрит на старика, как бы пытаясь угадать, где у него эта неведомая "острастка".
— Дык, — Пахомыч шевелит губами, ищет подходящие слова, не находит и машет рукой, — это, как боязнь чего-то нового. Трудно мне теперича со словами. Раньше было нелегко, а сейчас совсем трудно. Вылетают из головы, как воробьи в разные стороны. А обратно не заманишь, — он вздыхает.
Алька встает, тянется, раскрывает руки и начинает медленно подниматься на цыпочки. Руки все выше и выше, как две тонких веточки. Она ими взмахивает, как крыльями.
— Пахомыч, а руками как надо махать? Вот так, как крыльями? — девочка кружится по двору.
— Дык, не надо. На что нам руки? Перьев нет, а рубаха или платье тольк—о мешают. Не надо руками махать, — Пахомыч продолжает сидеть на корточках, оперевшись спиной на поленницу дров.
— А как же тогда полететь? — Алька с удивлением смотрит на старика.
— Дык, не в руках дело-то, — он кладёт ладонь на грудь, — тута сила, которая тебя отрывает от земли. — Пахомыч ласково похлопывает ладонью по груди. Затем тушит папироску о землю и прячет окурок в карман.
Алька подходит к старику и всматривается в его клетчатую рубашку. От старика пахнет табаком и печёной картошкой. Она наклоняется к Пахомычу и кладёт маленькую ладошку к нему на грудь. Через клетчатую байку прощупывается тепло. Алька проводит рукой по кругу и замирает посередине. Под рубашкой, совсем близко от её ладони — пульсирующие удары сердца.
— Пахомыч, я слышу твоё сердце, — с замиранием и тихим восторгом Алька смотрит старику в глаза, — оно такое, — девочка задерживает дыхание, — оно такое сильное. В её широко раскрытых глазах видно удивление.
— Дык, стучит уже лет сто наверно. Совсем большое стало. Жмёт грудь, не помещается.
— А ты где летал? В Чёрной балке был? Говорят, там самое страшное место в лесу. Коровы заходят и не возвращаются. Там нечисть лесная живёт, — Алькино лицо принимает заговорщическое выражение, она наклоняется ближе к старику и переходит на шёпот. — А ещё Санин дедушка рассказал, что там есть пень, а в нём дыра. В той дыре живёт лесная фея. Ты там был?
— Семёныч вас, дачников, специально балкой пугает. Там раньше белых грибов и подосиновиков было видимо-невидимо. А нынче, как дачи понастроили, так всё городские и вытоптали. Берут гриб без ножа, грибницу не берегут. Вот грибы и ушли.
— Как ушли? У грибов ног нет, — девочка смеётся над словами Пахомыча.
— А им ноги-то и не нужны. У них под землей грибница, она будет побыстрей ног. Вот, например, видишь ты гриб под осиной. Стоит он один-одинёшенек. А на самом деле, он связан со всеми грибами версты на две в округе. Один гриб заболеет — вся грибница погибает. Лес, девонька, как одно целое, — Пахомыч морщинистой рукой потрогал поленницу.
— А над озером летал?
— Летал. Особливо в молодости. Над озером хорошо лететь в летнюю жаркую ночь. Тянет от воды живой влагой. Для здоровья человеческого очень полезной. А для женской красоты, — старик делает многозначительную паузу, — для неё надо с утреца над лугом росяным полетать. Да понизу, по самой траве, едва касаясь полевых цветов. Только глаза нельзя закрывать, а то в молоке тумана немудрено в корову влепёшиться, — Пахомыч смеётся и щуриться от своей шутки.
— Старый стал, ноги плохо ходят. Подслеп на два глаза. Спина сгорбатилась, — старик прижимает правую ладонь к груди. — А летать не разучился.
На его лице расплывается улыбка от удовольствия. Он поднимается на ноги, кряхтит и шаркающей походкой направляется в сени, в дом.
Алька раскрывает руки, машет ими как крыльями, бежит по двору, один круг, второй. Обгоняет старика и первая поднимается по ступенькам в сени. Открывает ему дверь.
В доме полумрак. Кружевные белые шторы едва пропускают вечерние сумерки. Пахомыч кочергой поддевает печные створки и подбрасывает поленья в огонь. Печь начинает гудеть, тянуть дым наверх в трубу. Алька усаживается на лавку у окна, отводит шторку в сторону и смотрит на улицу.
— Пахомыч, а ты откуда знаешь моих родителей?
— Дык, через кирху. Через неё. Я родился и прожил всю жизнь в деревне. Четыре года на войне и назад сюда. Я всё помню. Помню, как финны кирху строили, как советские солдаты её взрывали. После взрыва только часовня да шпиль остались. Финны хорошо строили, в два кирпича кладка. У солдат тогда не хватило тротила чтобы до основания. Взорвали сколько было, разрушили северную стену. А вот теперича решили восстановить, аки памятник архитектуры, — Пахомыч присел рядом с Алькой на лавку. — Папка твой за советом приходил. Показывал рисунки всякие, справлялся — похожа ли его модель на старую кирху. А я что? Я там по молодости много раз был. Вот так, слово за слово, мы и познакомились.
Алька обхватила руками острые коленки и уставилась в окно. Вечерние сумерки начали густеть, как черничный кисель. Кромка леса слилась с потемневшим небом.
— Отец твой — человек хороший. Я его сразу понял. Заводной только и острастки в нём много. Ему бы её поприжать чуток. Она ему жить-то мешает. А ты, девонька, чай заскучала по нему?
От добрых слов Пахомыча у Альки вдруг защипали глаза, и она согласно кивнула.
— Дык, пара деньков осталась. Сегодня ночь переспать, завтра день пережить и будут оне милые тута как тут, — старик погладил девочку по макушке. — Это хорошо что за родителями тоскуешь. Это правильно. Связь значит крепкая промеж вас, что та грибница. Завсегда тебя эта любовь выручит.
Алька подалась вперёд, как котёнок готовый к ласке. Ей грустно, но в то же время отчего-то радостно. Как от ожидания подарка, который уже есть, лежит перед ней, но она его ещё не раскрыла.
— Чего хочешь делать? Може пошамаем картошки? У меня и хлеб свежий есть. Сегодня прикупил в лавке, — старик хотел было подняться, Алька схватила его руку и сжала её в своей маленькой ладошке.
— Научи меня летать. Пожалуйста, — просящим голоском, которому невозможно было отказать, попросила она старика.
— Ох, ты ж боже мой, — Пахомыч встал с лавки и прошёл в угол комнаты. В углу на стене в нарядном вышитом рушнике висела икона Божьей Матери. Старик запалил огонек и зажёг лампадку. Широко крест накрест перекрестился, зашептал молитву. Чинно, без всякой суеты поклонился несколько раз перед иконой.
— Ну, девонька, ходь сюда, — пригласил он Альку. Печь занялась огнём, потрескивая сухими дровами, загудела протяжно вытяжкой и отбросила играющий свет на деревянный пол. День за окном окончательно погас и в доме стало темно. Пахомыч зажёг свечу на столе.
Алька поднялась с лавки и на цыпочках, словно боясь нарушить волшебство мгновения, прошла в центр комнаты.
— В ногах правды нет. Знаешь почему так говорят? — Пахомыч сел на пол.
Алька мотнула головой. Не знает.
— Да потому, что ноги нам даны, чтобы операться на землю, а не держаться за неё. Они нам подмога, а не пудовые гири. Люди цепляются за места. Боятся лишний шаг сделать, а уж оторваться и парить над землей им острастка не даёт.
Алька села на пол и сложила ноги, как маленький Будда.
— Вот я тебя и говорю. Самое главное в человеке — сердце. Всё от него идёт. А ещё память. Человек без памяти — пустое место. А память передаётся от отца сыну, от матери к дочери, из поколения в поколение. Память учит людей, как жизнь строить, как ближнего любить. Без любви нету ничего, — старик замолчал и тяжело вздохнул. Затем посмотрел на девочку. — Да ты садись поудобней.
Алика расслаблено опустила руки вдоль тела.
— Ты бы куда хотела полететь?
— В небо. Над деревней. Посмотреть старую кирху с высоты. Можно?
— Отчего нельзя, конечно можно. Ты пока глаза-то закрой. И слушай сердце. Вдох сделаешь, дыхание задержи и жди пока сердце отзовётся. Как начнёшь только его слышать, вспомни что-то от чего тебе радостно на душе. И потянись туда, всем сердцем потянись.
Алька закрыла глаза, сделала глубокий вздох и с шумом выдохнула.
— Да не пыхти ты так, как лошадь в стойле.
Замечание Пахомыча Альку рассмешило и она прыснула.
— Легче, девонька, легче дыши. Слушай своё сердечко. А я пока буду к своему прислушиваться. Я-то пожил. Много радости было в жизни, — старик повернулся к иконе и перекрестился. — Спасибо Господу нашему, не обижен я на жизнь свою.
Алька снова закрыла глаза, неспеша потянула носом вкусный воздух деревенской избы, сделала первый легкий вздох, затем — второй. Через пару минут её дыхание стало ровным, едва уловимым. Она легко набирала воздух в грудь, так же легко его выдыхала, где-то в глубине её тела были слышны ровные удары сердца. Тук-тук-тук.
Алькина жизнь была, как наполненное до краёв колодезное ведро. Чуть тронь и расплещется холодная вода, польётся по краям. Вспоминать семилетняя Алька ещё не научилась, так как вся её жизнь была здесь рядом, протяни руку и дотронься до любого события. Она сидела на тёплом полу, дышала, как её научил Пахомыч и думала: — «Хорошо, что папа Пахомыча встретил. Пахомыч — добрый», — тук-тук-тук. Сердце стучит. Вдох-выдох, — «девочкам в школе расскажу о кирхе», — вдох-выдох, — «вкусно хлеб пахнет», — тук-тук-тук, — «маму надо в овраг сводить. Там ромашки величиной с кулак», — вдох-выдох, — «мама цветы любит»…
Алькино тело становится лёгким и невесомым. Она поднимается в летнюю ночь и смотрит вниз. Лунный свет освещает деревенские крыши. Алька переворачивается на спину. Яркие звёзды приближаются к ней. Она летит над чёрным лесом, над огоньками дороги к старой кирхе. Медная крыша часовни отражает свет. Алька спускается на крышу и греется на раскалённых дневным солнцем кирпичах. «Надо папе рассказать — шпиль шестигранный», — запоминает Алька. Летний ночной ветер треплет её волосы.
— Ах ты ж боже мой, заснула, — Пахомыч кряхтит по-стариковски, поднимает на руки Альку и перекладывает её на кровать. Укрывает сверху толстым стёганным одеялом.
Через два дня Алька подсаживается к отцу и рассматривает его чертежи.
— Пап, а меня Пахомыч летать научил, — как бы между делом сообщает она отцу, — правда. — Отец смотрит на Альку, и в его глазах крутятся смешинки.
— Пап, я и над Чёрной балкой летала. Правда было темно. Санин дедушка говорил, что там нечисть лесная живет. Я ничего не видела, ни одного огонька. Только лес да поляны, — Алька навалилась всем телом на стол, — Пахомыч Саниному дедушке не верит. Говорит, что тот специально пугает.
— Ну раз Пахомыч говорит, значит так и есть. Алька, ты на рисунки улеглась. Двигайся, — он пытается убрать чертежи в папку.
— Пап. А когда кирху будут восстанавливать?
— Через год. Как деньги получим, так сразу и начнём работы.
— Пап, там шпиль над часовней есть. Так вот он — шестигранный, — Алька выдернула из папки рисунок с часовней и стала возить пальцем по нарисованному шпилю.
Отец с удивлением смотрит на девочку, берет из её рук чертёж.
— Алька, а откуда ты знаешь про шестигранный шпиль? Пахомыч сказал?
— Пап, я же тебе говорю, меня Пахомыч летать научил. Я была на крыше и видела шпиль. Я теперь летать умею.
Алька раскинула руки в стороны и радостно закружилась по комнате.
Мира Варковецкая
СВЕТЛОГО ПУТИ! ДОБРОЙ СКАЗКИ!
Сказочное радио ГАМАЮН для детей и их родителей. рага.рф
#РадиоГамаюн #Славяне #Русь #ДобраяРусь
#ЛюдиЛетают #НароднаяТрадиция #Сказки
"УЗЕЛОК НА ПАМЯТЬ" - ЛАДНЫЕ ДИАЛОГИ БАБУШКИ И ВНУЧКИ ОТ БЕЛОЧКИ-УМЕЛОЧКИ (Екатерина Белкова)
Перун. Скульптура из песка.
С НАМИ СИЛА!
ПРИВЕТ ОТ ГУСЛЯРА ИЗ-ЗА ОКЕАНА 
МАСЛЕННИЦА-КОМОЕДИЦА!
ЗВЕНЯЩИЙ ПОЛДЕНЬ